Блоги. Рита Шельман. Горький чабрец, сладкие шишки. Штрих к портрету Колымы уходящей

Фото: Turbina.ru

Заваривать чай с горным чабрецом – особенным, с ярким ароматом и такой тонкой горчинкой, какие только у нашего, колымского чабреца и бывают, – меня научил друг Леха. 

В то время он работал техником-геологом на «Кубаке». Уникальное месторождение золота еще не продали заморскому капиталу, и на предприятии царила здоровая вольница, позволявшая работникам выкраивать на вахте достаточно времени, чтобы хариуса по Омолону погонять и по окрестным сопкам побегать, чего-нибудь пособирать. Грибы, скажем, или вот чабрец.

Леха и собирал. Привозил с июльской вахты пакеты недосушенной серо-зеленой травы с синими крупинками цветков, рассыпал ее на столе на расстеленных страницах районки «Маяк Севера», в которой я тогда работала.

Чабрец сох неспешно (потому что без отопления летом в панельных пятиэтажках на Колыме сыро и холодно, но это почему-то никого не интересует) и неистово благоухал на всю невеликую Лехину однушку - послеполуденным зноем, высокогорьем, близкими снежниками, хрустальными родниками. Счастьем. 

Запасы на весь год. Всем своим.

Давно это было. В прошлой жизни, связанной с Эвенском. С той поры много чего переменилось, но только не привязанность к чаю с чабрецом. 

Да вот незадача: в магаданских магазинах его не купишь ни за какие деньги. Чабрец, что в аптеке продается, по вкусу и аромату на наш похож как цикорий на кофе. 

На Охотском побережье горный чабрец не растет – на то он и горный, а в сопки Центральной Колымы в нужное время и нужное место меня как-то судьба не забрасывала.

Впрочем, однажды я наткнулась на чабрец. Случайно, даже не думая его искать: в порыве командировочного энтузиазма приспичило сделать панорамный снимок Усть-Омчуга. Полезла на ближайшую горушку. 

Там, на глинисто-щебеночном склоне, увидела низенькие пучки заветной травки. 

Но срывать много почему-то постеснялась – вроде как тырила бы добро тенькинцев у них под носом. Торопливо сунула несколько кудрявых стебельков в карман, и на том все.

А потом узнала, что сушеным чабрецом торгует бабушка с Атки. Все, кто ездит достаточно регулярно по Центру, то есть, по федеральной автодороге «Колыма», не могут не знать бабу Катю. Видели так точно все. 

Что ни день, она стоит на «пятаке» у кафе «Привал», зимой и летом в ватной душегрейке с веревочками вместо пуговиц. 

Низенькая, плотная, самая запоминающаяся деталь во внешности - славянская картофелина носа. Взгляд из-под платка острый, цепкий, покупателя насквозь видит.

На капоте видавшей виды красной «Нивы» разложен нехитрый товар: банки с вареньем, бутылки с сиропом из шишек стланика, домашние соленья. Если сезон – то и грибы, и свежая ягода. 

Чабрец в ассортименте придорожной торговки тоже обычно имелся, хоть и не на виду. Спросишь: «Есть, бабушка?» - она в ответ хитро так улыбнется: «Есть маленько, ходили нынче с дедом на сопку». 

И полезет в недра «Нивы» за шуршащим пакетом. А ты радостно открываешь кошелек и без торга выкладываешь столько, сколько баба Катя попросит. 

Немало, к слову, просила. Ну, так и жизнь в разваленной, забытой властями и продуваемой всеми ветрами мира Атке для четы стариков, поди, тоже не сахар. А с нас не убудет.

Дети-внуки на материке, охотно рассказывала бабушка покупателям. Хорошо живут, к себе зовут, да только никуда они с дедом не поедут, пока им жилищную субсидию не дадут, чтобы на «материке» свой угол купить, не стеснять родных (жилищного сертификата, к слову, они так и не дождались).

А пока - здесь их дом, пусть и разоренный сейчас. Они помнят, какой Атка была в годы их молодости. 

«Толик мой пятьдесят лет на КАМАЗе оттрубил, трассу как свои пять пальцев знает», - с гордостью рассказывала баба Катя. 

Однажды я купила у нее много чабреца. Настолько много, что не наведывалась к ней несколько лет. Потом, проезжая Атку раз, другой, не увидела на «пятаке» красной «Нивы». 

«Уехали все-таки к детям», - решила тогда и обрадовалась, не так давно заметив на прежнем месте знакомый силуэт в позе ожидания у машины с призывно поблескивающей на капоте стеклотарой. Машина, правда, уже другая – белая, и поновее. 

«В следующий раз обязательно заеду, поздороваюсь и травы куплю», - пообещала сама себе.

И вот случай представился. Баба Катя, дремавшая в салоне, встрепенулась, услышав нашу машину, вышла встречать покупателя. 

Все та же безрукавка на веревочках, и платок, и неподдающаяся годам задорная картофелина. Но что-то все равно изменилось. То ли взгляд затуманился, то ли спина сильнее согнулась.

«Чабрец? Нету, милая. Дедушка-то мой умер, а без него я на сопку не хожу».

Я начала было мямлить в ответ что-то дежурно-сочувственное, и тут бабу Катю прорвало: «Мне Толика, как кислорода, не хватает! Меня как будто располовинило. Мы же с ним шестьдесят лет прожили вместе. Что мы видели? Да ничего, все друг на друга смотрели. 

Он чувствовал, что скоро конец, восемьдесят два ему было, чувствовал, но молчал, берег меня, только накануне ночью попросил обнять – мы с ним до последнего в одной постели спали, так теплее - и сказал: «Спасибо тебе, Катя, за все добро, за тепло, что мне дарила, за наше счастье». И на следующий день ушел. И как мне теперь одной? Зачем?»

Она говорила, почти кричала, останавливаясь лишь на короткие всхлипы, а я стояла, оглушенная чужим горем, пристыженная бессилием чем-то помочь, и все сильнее сотрясалась от напавшей дрожи. 

Ветер на Атке в тот день был холодным. А на Омчаке, как потом узнала, и вовсе снег с градом выпал. Снег в июле на Колыме – это нормально.

Не понимая, чем еще утешить пожилую женщину, купила у нее сироп из шишек стланика в бутылке из-под дешевого коньяка. Сладкий-пресладкий, пахнущий больше жженным сахаром, чем смолистой хвоей.

«Самонаилучшее лекарство от всего – и от кашля, и от сердца, и от давления, от зубной боли и ломоты в костях, - наставляла баба Катя, все еще шмыгая картофелиной, но уже заметно повеселев. – Мы с дедой только этим средством и спасались, врачей-то у нас в поселке давным-давно нет. Пей, и все как рукой снимет. На здоровье, деточка!»

Дома дочь подозрительно понюхала содержимое коньячной бутылки, от пробы отказалась: «Ты что, правда это пить будешь? Правда думаешь, что это лекарство?» - «Конечно. Мне его землячка продала, с пожеланием доброго здоровья, значит, обязательно поможет».

Надеюсь, я была убедительна. Мне кажется, это важно. Не для меня – для дочери.

А чабрец… В конце концов, когда нет кофе, привыкаешь и к цикорию.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА "ВЕСЬМА" В WHATSAPP, В TELEGRAM И В VIBER (НАЖМИТЕ НА СЛОВО, ЧТОБЫ ДОБАВИТЬСЯ)