Магаданский ученый Владимир Серкин: "Реальных программ развития области сейчас нет"

Фото Владимира Мягкова 

Газета "Вечерний Магадан" опубликовала большое интервью с Владимиром Серкиным - известным ученым, профессором Высшей школы экономики, писателем и настоящим патриотом Магаданской области. 

"Весьма" приводит интервью с ученым, оригинал вы можете прочитать на сайте "ВМ". 

Восемь лет назад он уехал работать в Москву. Но каждые 3-4 месяца он возвращается сюда хотя бы на неделю, ходит в походы и пишет книги. О Магадане и Москве, природе и городе «ВМ» поговорил с доктором психологических наук, профессором Высшей школы экономики, писателем Владимиром Серкиным.

– Почему Вы постоянно приезжаете в Магадан?

– Во-первых, я здесь прожил большую часть жизни, и это многолетняя привычка, прежде всего, из-за магаданской природы. Даже просто час-полтора по отливу проскочить туда и обратно – уже очень сильно энергетизирует. Здесь чисто, хорошо, красиво. 

В Москве в принципе такого нет, и в Подмосковье. Если честно, я этого не нахожу и в других странах. Во-вторых, я же пишу книги про Шамана, они не пишутся в Москве. Я приехал в Магадан в начале июля, сейчас уже конец августа, и только-только начало опять писаться, потому что здесь для этого особая энергетика.

– А Камчатка, Вы же ездили в разные поселения?

– Везде был: и на Камчатке, и на Чукотке. Там тоже хорошо, но я привык к этому побережью. На Камчатку я ездил на 2-3 недели, но жилье-то здесь, и друзья, и все места здесь знаю, поэтому там не так отдыхаешь, как сейчас модно говорить, не так медитируешь, как здесь.

– Что-то в городе изменилось за эти 8 лет, с тех пор как Вы уехали?

– Стало больше асфальта, выросла трава и цветы в тех местах, где раньше была голая земля. В этом смысле летом город стал чуть более уютным и зеленым. Часть тех зданий, которые стояли недостроенными, достроили. По сравнению с другими городами в Магадане, конечно, мало новостроек, жилищного строительства нет, много чего нет. Поэтому скорее возвращаешься на 8 лет назад. Я знаю, что население в области и городе продолжает убывать и, естественно, это все сказывается. Стало больше машин и меньше прохожих, как и во всех небольших городах за эти годы.

– Как Вы думаете, есть ли здесь перспективы для жизни?

– Магадан как портово-перевалочная структура, как аэропорт нужен, и долго будет нужен. На летний сезон надо завозить горючее, продовольствие и технику. Сейчас якуты говорят о строительстве железной дороги до Магадана, я и сам об этом говорил в еще 1997 году, даже бумаги писал. Если это когда-нибудь будет сделано, мы станем самой близкой к Якутии перевалочной базой, а там за миллион население, и роль Магадана усилится.

Областная администрация заявляет в качестве перспектив туризм и вовлечение других полезных ископаемых. Я всегда говорил, и сейчас могу повторить, что лучшая перспектива – это переработка. Мы вывозим золотой концентрат – не товар, а полуфабрикат. А те, кто из этого потом делает товар и продает, получают прибыли больше, чем все наши затраты на добычу. Поэтому если мы построим переработку, будем перевозить товар, то это главная перспектива. Она, пожалуй, перекрывает перспективы даже железной дороги до Якутска.

Скажу, что реальных программ развития области сейчас нет вообще. Те, что пишутся в администрации, не учитывают интересов действующих на территории крупных игроков. То есть все крупные игроки этих программ выполнять не будут. Все. 

Программы можно сразу сдать в макулатуру. Для реальной программы нужно собрать действующих игроков или их представителей и вместе все обсудить с учетом, по возможности, всех интересов. Это коллективной работы на несколько дней, и потом организовать-написать реальную программу и прогноз. 

Я делал такое для Магадана в 1988-м, все напечатано в «Магаданском комсомольце», не соврешь: написано пером, не вырубишь топором. Тогда не верили, а сейчас можно поднять – прогноз сбылся на 99,9%. Сейчас я более квалифицирован, чем тогда.

Я ходил с этим к Носову в начале ноября 2018-го, но мало времени было. Предлагал свою помощь в разработке реального прогноза и программы. И неделю назад (17 августа) встречался с Колядиным (вице-губернатор) почему-то в гостинице «Магадан». У Колядина было гораздо больше времени (говорили почти два часа), но пока нет конкретной договоренности.

– А у туризма есть какие-то перспективы с нашими ценами на билеты и отсутствием туристической инфраструктуры?

– Опять же, если от Якутска будет железная дорога, у туризма будут гораздо лучше перспективы. Ну а сейчас у нашего туризма перспективы скорее нет. Только как очень дорогая охота для очень богатых людей, потому что дорога даже на Камчатку дешевле – здесь большой вопрос к нашему ценоообразованию и монополизму: ведь на Камчатку от Москвы лететь дальше. 

А там очень хорошие ресурсы: незамерзающий порт, вулканы, источники, рыбы больше. Поэтому если мы не будем делать переработку и дорогу, то те регионы всегда будут у нас выигрывать, и Камчатка, и Сахалин, и, в какой-то мере, Чукотка, потому что она больше окружена морем. У нас один путь через Охотское море, а там несколько, и там есть перспектива развития Северного морского пути. И с этой перспективой Чукотка выигрывает, а мы внутри, поэтому нам железная дорога очень нужна.

– Многие магаданцы до сих пор уезжают или планируют уехать в ближайшие годы. Как это влияет на развитие региона?

– В переписи 1991 года без Чукотки нас было 361 тысяча человек. Сейчас – около 140 тысяч, то есть за эти 27-28 лет произошло сокращение населения почти в 3 раза. Очень печальные числа. Скажу так: из тех, кто хотел уехать, наиболее активные уехали. И сейчас в основном остались те, кто хочет уехать, но менее активные, это снижает качество популяции. 

И остались те, кто не особо хотел уезжать, они здесь видят перспективы особого образа жизни, особой территории и особого своего статуса. Есть такой термин «человеческий капитал». Замена магаданцев гастарбайтерами работодателям экономически выгодна, но с точки зрения развития территории это невыгодно, потому что это ухудшает качество человеческого капитала. 

Невыгодно это и с точки зрения образовательного уровня, и с точки зрения размышления о природе, потому что гастарбайтеру ничего не надо, он временщик. Такое ухудшение человеческого капитала ведет к тому, что инноваций становится меньше – люди незаинтересованные и более низкоквалифицированные. А когда инноваций становится меньше, мы начинаем отставать от других регионов еще и по этому параметру. 

По человеческому капиталу мы в одном из худших положений в России сегодня. В других регионах – в Сибирском и Дальневосточном федеральных округах – идут такие же процессы, но у нас он идет особо ярко, вплоть до физического опустошения территорий – десятки тысяч квадратных километров находятся вообще без населения, а там, где есть население, там хуже человеческий капитал с точки зрения развития и инноваций. 

Некоторые вещи, которые транслирует Москва и которые команда нового губернатора, наверное, вынуждена выполнять, совершенно неприменимы на нашей территории. Например, они говорят, что оптимизация – это укрупнение медицинских центров. С точки зрения только краткосрочной экономики, это, конечно, оптимизация. А с точки зрения населения территории что значит, если они позакрывают в населенных пунктах медицинские центры и откроют где-нибудь в райцентре или Магадане? Те люди, которые в этих пунктах живут и работают, окажутся в сотне или даже тысяче километров от медицинской помощи. 

То есть экономически – оптимизация, а практически – ухудшение возможности медицинской помощи. Не хочу хвалить СССР, но там в этом смысле медицинская система была в десятки раз лучше, чем сегодня. И вот такие оптимизации – экономические укрупнения с геополитической точки зрения – здесь проигрышны.

– И Дальневосточный гектар не поможет?

– Эта программа совершенно не продумана и не подготовлена. Когда была Столыпинская реформа, людям давали гораздо лучшие климатически места, но там был лес, не было полей. Им давали подъемные – безвозмездную ссуду, 100 (сто!) гектаров на хозяйство, скот и материал, и их перевозили бесплатно, переселяли целыми деревнями. 

Многие не хотели ехать неизвестно куда, в глушь, в Сибирь – тогда же не было таких средств коммуникации, но многие собирались и ехали и завели хорошее хозяйство. У нас в этом смысле, по сравнению с Магаданской областью, более-менее заселено северное побережье Амура. На одном гектаре, особенно здесь, ты даже корову не прокормишь. 

Эта программа привлечет какое-то небольшое количество людей, которые имеют планы на большой огород, дачу или имели ранее замыслы на пасеку или что-то такое. Гектар сейчас многим невыгодно брать и вкладывать в него силы и деньги. Существует, например, программа «Ленинградский гектар», там и гектар в Ленинградской области, и поддержка гораздо больше. 

Сотрудники наших муниципалитетов не обучены работе с гектаром, они не даже могут определять координаты. Знакомый взял гектар, а координаты совершенно не те. Он может найти его по карте, начать там хозяйствовать, а завтра придет кадастровая служба и скажет, что вы не тут начали, и вместо своей прибыли платите штрафы.

– А теоретически на что можно было бы потратить этот гектар в Магаданской области?

– Если тут и брать гектар, то под конкретное дело. Если человек занимается рыбой, он мог бы взять, но на побережье его не дают. Туризмом многие начинали заниматься и брали лучшие места, но не потянули. Теоретически можно было бы какую-то турбазу строить. Разработка полезных ископаемых – про гектар смешно говорить, сбор дикоросов – опять-таки смешно говорить про всего один гектар. 

Поэтому эта программа какая-то непродуманная, бесперспективная и, я бы сказал, плохая. Люди, купившие гектар во Владимирской области (поселение Родное, приглашали на встречу с читателями), проложили дороги, сети за свой счет. У них этот гектар уже не отобрать, он на них оформлен. Но после проведения сетей им переделали кадастровую оценку и повысили налог примерно в 10 раз. Все люди боятся, что и здесь, когда ты через 5 лет отчитаешься о хозяйственной деятельности, введут этот налог. Это многих отпугивает, никакой гарантии не дали, что этого не произойдет.

Еще меня удивляют эти ФОКи. Их строительство в умирающих поселках – просто выкидывание миллиардов на ветер. Конечно, если это целевые деньги, то их больше никуда не используешь. И вроде не брать их странно…

– Написать ходатайство о перераспределении средств на что-нибудь более нужное?

– У нас трудный контакт с Москвой, большинство чиновников ничего не видят дальше Садового кольца. Магаданские чиновники и депутаты-сенаторы должны налаживать связи с Москвой и лоббировать наши интересы. Но и наш депутат (Бондарь) и наш сенатор (Широков), прекрасно зная об ущербе для жителей области, проголосовали за пенсионную реформу. Как можно объяснить их поведение? Скажу прямо: считаю это предательством интересов жителей, которых они представляют.

– Какие изменения Вы видите в образовании? 8 лет назад уже было не очень, но университет еще как-то держался…

– Знаю, что каждый год идет сокращение. Я проработал здесь 23 года, поэтому читаю сайт университета. Возьмем приемную комиссию 2019 года. От бюджетных мест недобор где-то 20 с лишним человек. Что это значит? Если в СВГУ одна ставка преподавателя на 12 студентов, то это еще минус 2 ставки, причем это на первом курсе. 

А дальше это пройдет по 5 или 6-летней пирамиде, то есть это еще несколько ставок. Никуда не денешься, потому что население сокращается, студентов меньше. Уже даже не говорю о конкурсе, потому что по новым параметрам во всероссийский рейтинг вузов можно попасть только если проходной балл по одному экзамену, кажется, выше 67, то есть мы можем с 2019-2020 года даже в него не попасть. 

Ситуация плачевная, и я не скажу даже, что руководство вуза особо виновато, это процесс сокращения университета. Стремясь сохраниться, университет берет тех, кто пришел, а мы знаем, что у кого есть балл повыше, они рассылают документы в другие вузы, уезжают и стараются не возвращаться. Университет пытается делать целевые наборы с областной администрацией, даже из других городов привозить студентов, но общая тенденция вместе с сокращением населения пока неблагоприятная. В принципе университет нужен, но пока он объективно сокращается.

– Из-за отсутствия конкурса страдает качество образования…

– Основная функция образовательных учреждений – воспроизводство социально-профессиональной структуры общества. Пока у нас были конкурсы в Магаданский пединститут и даже еще в СМУ и СВГУ до 2006 года, по тем специальностям, которые были представлены, воспроизводство могло быть. А если мы набираем двоечников, то воспроизводство очень трудно. И среди них могут быть талантливые ребята, которые выправятся в процессе учебы, но их процент становится гораздо меньше. 

Кроме того, университет начинает выполнять ту функцию, которую раньше выполняли ПТУ – это отстойник для молодежи. Это тоже полезная для города и области функция, потому что если 3 000 человек без работы выкинуть на улицу, это неблагоприятно. Плюс они проводят мероприятия от увеселительных до профессиональных, но вообще-то это не функция университета. Но поскольку ничего другого нет, он берется за нее.

– Что делать молодому человеку, который хочет продвинуться, но не хочет уезжать из Магадана? Ведь считается, что стать известным, популярным можно только в крупных городах. Это так?

– Отчасти это правильно. Чтобы начать плавание, нужно побыть на берегу, так устроена реальность. Смотря в чем они хотят продвинуться. Если они хотят стать публичными личностями, артистами, ведущими, то, конечно, никуда не денешься. Учеными – другой вопрос. Тут вот какая хитрость: если я живу в Москве, то на научные конференции езжу на метро. Если я живу в Магадане, чтобы поехать на конференцию, я должен с нашим ректоратом выдержать длительную борьбу за командировку. Или даже ехать за свой счет. 

В Магадане ученый не в среде. В Москве я знаю ученых, они знают меня, потому что я там бываю. В этом смысле я легче продвигаю свои интересы, я узнаю, где легче защититься, где легче что-то делать. Исследовательский план одинаков, может быть в Магадане даже в чем-то лучше, особенно если я занимаюсь полевыми исследовании в биологии, или на Камчатке – в вулканологии. А план социального продвижения ученого просто географически хуже из-за коммуникаций, и от этого тоже никуда не денешься. Реальность такая, что здесь труднее. Я через это проходил.

– Чем отличается работа преподавателя в Магадане от ВШЭ?

– Здесь есть и преимущества, и недостатки. Главное преимущество в том, что ставка преподавателей ВШЭ гораздо больше. В Магадане ассистент с этими ставками и надбавками должен был бы получать только как оклад 70 тысяч, а профессор – за 100. И к этим ставкам есть надбавки за научную работу, за работу со студентами, которые магаданский университет, очевидно, не в состоянии ежемесячно платить. Другое преимущество – курсы. В Магадане я читал по 6-8, иногда по 9-10 разных курсов каждый год, а там я уже 8 лет читаю только методологию психологии в осенний семестр и экстремальную психологию в весенний семестр.

– Не надоедает?

– Нет, наоборот, все глубже вникаешь в тему. Когда я говорю кому-то в Вышке, что за свою преподавательскую деятельность вел все предметы учебного плана, там очень удивляются, как это вообще возможно. Для Москвы это невероятно, потому что там большие курсы. Например, если у меня 100 человек сидит, то я читаю сдвоенные лекции и веду сдвоенные семинары в 4 группах – это 20 часов учебной нагрузки на один предмет, даже чуть больше, чем недельная нагрузка профессора. Гораздо легче работать, чем в Магадане. 

Другой вопрос, что в больших массовых университетах все гораздо жестче, потому что там есть дедлайн, и ты никому ничего не объяснишь, при массовых процессах никакие объяснения не принимаются. Это я мог в Магадане приходить к ректору, декану и задавать вопросы. 

Иногда даже мы могли что-то изменить. Там документ пришел, и с кем спорить? С компьютером, что ли? Ректора я ни разу не видел за эти 8 лет работы. Знаю только своего заведующего департаментом, с деканом общался раза 3 за 8 лет. Ты сам себе создаешь индивидуальность учебниками, статьями, но все равно в этой индивидуальности ты не так индивидуален, как в магаданском университете.

– А индивидуальный подход к обучению? Мне кажется, в СВГУ он был именно таким.

– В СВГУ у нас была группа психологов, 12 человек, и их я веду все 5 лет. В Москве – нет. Там студенты пришли ко мне 1 раз за все время обучения, отучились у меня полгода и ушли к другому преподавателю. Там нет такого индивидуального взаимодействия. Единственная индивидуальная работа – если я руководитель курсовых, выпускных квалификационных у бакалавров или магистерских работ. Та работа немногим отличается от магаданской. А индивидуальной работы в учебном процессе нет и быть не может. 

Естественно, студенты сами стремятся что-то узнать, пишут, задают вопросы. Для тех, кто интересуется, я на общественных началах веду кружок парапсихологии. Горжусь, что это единственный курс в государственном университете в России, который я провел в 2015 году. На него шла запись по интернету, а я не знал, что нужно ставить ограничения по количеству. Когда записались 300 человек, оказалось, что у нас нет такой аудитории, чтобы вести такой курс. Поэтому я поставил его в субботу утром, в здании далеко от центра, просто чтобы люди не приходили туда. 

И даже в таких условиях 90 человек дошли до сертификата. У меня студенты каждый год его просят, но с тех пор я его не веду, мне его не дают, хотя по критериям Вышки он прошел успешно – было много иностранцев, студентов из других ВУЗов. Мне дают другой курс по выбору – экстремальную психологию. Поскольку не всем хватает нагрузки, преподавателям дают только один курс по выбору. 

Поэтому я веду кружок по просьбе студентов – мы собираемся раз в 2 недели, а поскольку в магистратуре студенты взрослые, многие из них объездили весь мир, поэтому половину времени рассказываю я, а половину – студенты друг другу и мне. Это такое условие записи на кружок. Они рассказывают, что видели, переживали, и они для меня тоже очень ценный источник информации, как и я для них. Поэтому я его веду бесплатно к обоюдному удовольствию и обогащению.

Еще интересный момент, что, когда я был магаданским профессором и приезжал на конференции в Хабаровск, Владивосток или Иркутск, я всегда сидел в зале среди всех. А теперь, когда я московский профессор, меня всегда просят сесть в президиум. Если мы считаем Хабаровск, Владивосток, Иркутск некоторыми центрами, то из Москвы – я вижу отношение коллег – они считаются провинцией. 

И мои коллеги не удивляются, они считают, что раз мы из Москвы, конечно, нас должны сажать в президиум. И это отношение всегда есть. Я тот же самый, думаю, что в Магадане был не хуже специалистом, чем в Москве, но отношение совершенно другое, когда приезжаешь. К этому тоже привыкаешь.

– Это каким-то образом помогает или, наоборот, мешает?

– Мне скорей мешает, потому что, будучи магаданским ученым, я мог посидеть в зале, когда надоело – уйти, своими делами позаниматься. А в президиуме сидишь, никуда не уйдешь, киваешь, немножко бронзовеешь. Мне кажется, это немного мешает, хотя многим людям нравится.

– К слову о своих делах. Зачем Вы постоянно ходите в лес? 

– Сначала все задают вопрос, что вы там собираете, на кого вы охотитесь? Потом, когда выясняют, что мы ходим просто так, а это на самом деле самое ценное, они начинают шутить и не понимать: что вы там курите? Что вы пьете? Ничего не курим и не пьем, это здоровый образ жизни. Ходим за особой энергией, которая позволяет потом гораздо лучше в городе справляться с проблемами профессиональными, межличностными и даже с проблемами здоровья.

– Это для всех подходит?

– Если человек привык рыбу ловить, а ты пришел на берег реки, просто сидишь и жжешь костер, ему будет тягостно, ему, может быть, лучше ловить рыбу или достаточно долго перестраиваться. К слову, одно из преимуществ Магадана – рыба особо не нужна, потому что она всегда есть. Я, когда ловил, всегда ходил по дому и предлагал ее соседям, и половина отвечали, что у них тоже она есть, принесли бесплатно. 

Но сейчас уже уходит эта традиция, люди меньше рыбачат и охотятся. Многие любят собирать грибы, папоротник, ягоды. Кто привык собирать – ему лучше, наверное, собирать. Есть люди, которые отдыхают, собирая все это. Наверное, многие ходят не только за ягодой, но и за энергией. Многие ведут свои дачные участки не потому, что там много урожая, а потому, что там такой набор энергии. 

Если человек хорошо ведет хозяйство, у него энергетика становится общая с участком. Приводя в порядок свой участок, он приводит в порядок свое внутреннее состояние. Но сейчас все больше людей просто ходят, именно за энергией и состоянием.

– Почему Вы не охотитесь и не рыбачите?

– На охоту я ходил совсем в юности еще с отцом, в поколении отца каждый второй был охотником. Мне не нравилось даже уток стрелять, уж не говорю о более крупных животных. Думал, зачем мы убиваем животных, хотя тогда еще ничего не было распространено, ни буддизма, ни йоги. Да, у утки своеобразный вкус, но курица тоже нормальная. 

Поэтому, когда я вырос, вообще никогда не охотился. А рыбу ловил, даже в Шамане писал, что до 97 года очень сильно рыбу ловил, пока мне сын не привел мысли в порядок. Мы как-то сидели с ним в лодке, полной рыбы, он спросил меня, почему мы не ходим на охоту. Я стал разглагольствовать, что как это мы из удовольствия будем убивать живое существо. Он спросил: а рыба? И тут меня перемкнуло, я понял, что и рыба – живое существо, и что нам просто не нужно столько рыбы, и лучше ее вообще не ловить, чем потом ходить раздавать и иногда даже просто не приносить. 

С тех пор и рыбу ловлю только столько, сколько мы съедим или сколько нужно иногда в доме. Многие теперь так поступают. Но северные народы не могли выжить без мяса. Там больше нечего было есть кроме морзверя или оленя.

– Кстати, как Вы относитесь к массовой добыче морзверя, которая у нас сейчас возобновилась?

– В СССР в 60-70-е годы били нерпу. Когда это перестали делать, ее развелось больше, чем раньше. Многие знают, что она иногда полностью перекрывает вход в реку для лосося. Численность не скоро урегулируется естественным образом, поэтому прореживать ее, может быть, и надо, но в СССР была полная переработка. 

Тут были зверофермы – норку разводили, это тоже не очень хорошее кармически дело, но нужны были мясо морзверя и рыба. Шкуру тоже использовали, а сейчас их бьют только ради мяса, и в этом смысле половина ценности зверя пропадает. Я считаю, что это непроизводительно, и если не налаживать полный цикл, то и даже прореживать их не надо ни по каким природоохранным соображениям. Это истребление зверя и истребление продукта. Если уж добывать, то делать полный цикл переработки.

– Раньше у нас регулировали и численность медведей. Сейчас никто этим не занимается. Стоит ли сейчас это возобновить?

– Я никогда не видел столько сообщений о нападении медведей, сколько в этом году. Недавно на Камчатке медведь убил человека, в Хабаровском крае 2 случая. Это из того, что мы знаем, что есть в СМИ, это смертельные исходы. А есть еще не смертельные, о которых не сообщают. 

Поэтому похоже, что численность медведей, отчасти пришедших из-за пожаров в наши края, стала слишком велика. И поэтому нам просто необходимо себя обезопасить. На полуострове Старицкого видел следы в этом году, на Кангали мы ходили 2 раза на этой неделе и оба раза в разных местах находили свежие следы. Это становится опасно для человека, поэтому я бы относился хорошо к прореживанию. Живое существо жалко, но человек все-таки ценнее.

– К слову о безопасности. Что делать с бродячими собаками?

– Встречаю в пригороде собак, и когда я один, это неприятно. Они еще какие-то странные, не домашние и не дикие, человека не боятся, рассматривают тебя изучающим взглядом, и это просто неприятно. Считаю, что эту проблему надо решать. Понятно, что если человек сидит в квартире в центре города и не сталкивается с ними, он переполнен какими-то соображениями защиты животных, но если ты столкнешься, то поневоле начнешь думать, что эту проблему надо решить. И еще – бродячие собаки, особенно стаи – угроза детям.

– Когда Вы пойдете на пенсию, будете жить в Магадане или в Москве?

– Я уже на пенсии много лет, мне значимо за 60. Пока прохожу конкурс (в Вышке всегда конкуренция) – работаю. Но если уж совсем… Сейчас бы уже хотел жить на два города – летом приезжать сюда. Это было бы идеально.

Оригинал "Вечерний Магадан"

Новая группа "Весьма" в WhatsApp:

ПРИСОЕДИНИТЬСЯ

И наш канал в Telegram:

ПОДПИСАТЬСЯ

Сообщество в Viber:

ПРИСОЕДИНИТЬСЯ